Читать интересную книгу Агентство Пинкертона [Сборник] - Лидия Гинзбург

В ожидании благоприятного ответа остаюсь с совершенным почтением

Джеральд Питер Крейн».

Крейн вышел из общей комнаты с запечатанным конвертом в руке. На конверте стояло: «W. 276 — Трибуна Чикаго». Буфетчик направился к покинутому столику. Газета лежала, развернутая на странице объявлений. По красноречивым рекламам чикагских фабрикантов растеклись бурые кофейные пятна. В отделе предложения труда было отмечено карандашом небольшое объявление:

«Требуется толковый, опытный человек для работы в выгодном деле; жалованье и комиссия. Великолепный случай для предприимчивого человека завести связи с лучшим обществом. Честность, опытность, рекомендация. Заявления, содержащие сведения о жизни и работе данного лица, направлять W. 276 — Трибуна Чикаго».

— Ах, вот что! — сказал старый Фред и презрительно поднял рыжие брови, казавшиеся светлыми на темно-красном лице. — А впрочем… а впрочем… — и Фред опустил брови.

* * *

Из-под большого зеленого абажура сильный свет падал на сукно стола. В желтом электрическом круге двигались плотные ловкие руки с короткими пальцами. Такие руки обыкновенно принадлежат полным, коротким людям средних лет и общительного характера. На краю стола лежала третья рука, очень худая и острая. Она нервно постукивала по лакированному дереву длинным загнувшимся ногтем, выточенным как будто из твердого и желтого камня. Каждая из трех рук заканчивалась белой манжетой и черным рукавом; только пару манжет украшали запонки из синей эмали, а в одинокой третьей манжете торчал золотой диск.

По сукну стола аккуратными кучками и пачками лежали письма: крупные деловые конверты, молочно-белые, щелкающие от свежести бланки, и рядом — засаленные серые листки, покрытые неровными строчками. Ловкие короткопалые руки метались между пачками и кучками, разбирая и сортируя; по временам короткие пальцы хватали толстый красный карандаш и толстая красная черта врезывалась в бумагу.

Абажур был опущен необыкновенно низко. Быть может джентльмен с желтыми ногтями по слабости зрения или по каким-нибудь другим причинам любил оставаться в тени.

— С вашего разрешения, сэр, я продолжаю. Некто Симон Крог, уроженец штата Массачусетс, родился в 1849 году, в семье…

— 1849 год! Пятьдесят шесть лет! — не годится.

— Слушаю, сэр. Позволю себе напомнить про вчерашнее письмо, о котором вы обещали подумать.

— Я думал. Дурной слог и четыре орфографические ошибки. Не годится.

— Слушаю, сэр. Мммм… «Уроженец штата Огайо. Дед мой иммигрировал из Дании…» Насколько мне известно, сэр, вы отдаете предпочтение чистой американской крови.

— Вы очень много говорите, Джиль. Дальше.

— «Имею честь предложить свои услуги в качестве опытного торгового служащего… В совершенстве знаю бухгалтерию, простую, двойную с ее разновидностями: итальянской, английской и немецкой, равно как и тройную…» В сущности, сэр, мы могли бы обойтись без тройной и в особенности без итальянской бухгалтерии.

— Дальше.

— «Принадлежу к спрингфильдскому духовному братству методистов и лично известен его преподобию мистеру Вилкинсу». Этот кандидат, сэр, очевидно пользуется чересчур широкой известностью, для того чтобы… Впрочем я продолжаю, с вашего разрешения: «М-р Гобс из Чикаго; м-р Топкинс и сын (контора по распространению лучшего безалкогольного пива, он же председатель общества трезвости в Спрингфильде)»… Ну, и прочее и прочее… «могут засвидетельствовать»…

— На этот раз, Джиль, вы правы. У кандидата слишком много знакомых и добродетелей. Отставить.

— Я продолжаю, с вашего разрешения: «…родился в 1878 году… в семье фермера… шесть лет обучался в школе»… и прочее и прочее… «работал на ферме с ковбоями…» мммм… «в течение четырех лет работал в деле мистера Риккерта» (торговля рогатым скотом, сэр) и прочее и прочее. «Поступил на мебельную фабрику»… Сэр, здесь инте-ресно-то…

— Да, Джиль, в высшей степени интересно: двадцать семь лет. Образование достаточное. Работал на фабрике… Джиль, это совсем интересно. Работал и притом не рабочий: сын фермера; торговый служащий; ковбой. Очень хорошо. Отметить.

Худая рука исчезла в темноте и появилась снова в сопровождении второй, до сих пор отсутствовавшей руки; руки держали большой блокнот.

— Имя кандидата?

Красный карандаш поставил значок в правом верхнем углу заявления.

— Джеральд Питер Крейн, сэр, с вашего разрешения.

И красный карандаш Джиля очеркнул подпись Джеральда Крейна толстым кроваво-красным прямоугольником.

* * *

Вечерний выпуск газеты «Трибуна Чикаго» от 29 июня 1905 года шумел о том, что банда убийц и поджигателей, именующая себя Первым конгрессом индустриальных союзов, ниспровергает устои американской государственности на глазах у жителей Чикаго; посвящал читателя в подробности бракосочетания итальянского наследного принца; пестрел рекламами мюзик-холлов и магазинов, изобиловал предложениями труда, — но на страницах этого выпуска никто не выражал ни тени желания воспользоваться услугами конторского клерка или торгового агента.

Крейн медленно поднимался по лестнице, и в его руках газета казалась тяжелой ношей. В довершение всего неприятный сосед по комнате был дома. Неприятный сосед, ирландец Томми, долговязый, рыжеватый, с маленькой толовой и большим носом, прочно занял свою позицию. Он лежал прямо на одеяле, в широких матросских штанах и клетчатой рубашке, и курил, закинув бесконечно-длинные ноги на спинку кровати. Крейн молча сел на свою кровать.

— Что, брат, плохо?

Крейн молчал.

— Ну, видно плохо. «Не требуется ли джентльмену служащий по торговой части?» — Молодой человек, приходите завтра или лучше — послезавтра… Потом поскромнее: «Не нужен ли вам случайно рассыльный, сэр?» — Никаких рассыльных. — Что? — Не видите, что я занят? Джек, прикрой-ка дверь поплотнее. Ну, а потом прямая дорога в порт, наниматься грузчиком. — Проходи, проходи, парнишка, тут без тебя довольно бродяг… Правда. Ты не храбрись. Я-то знаю, как выглядит парень после такой прогулки.

Крейн молчал.

— Говорю тебе, брось амбицию, будь она проклята! Записывайся в полк. Вместе песни петь будем.

— Благодарю, — сказал Крейн сухо, — пока в этом нет еще надобности.

— Конечно, — не унимался Томми, — армия тоже не тихая пристань. Но посуди сам, разве нынче можно работать? Особенно парню, который хочет прожить без хлопот? С одного боку жмут проклятые боссы*, с другого — нажимают союзы. Все словно осатанели. Не угодишь в социалисты, так угодишь в штрейкбрехеры, — это как пить дать! А? Что ты скажешь, мой мальчик?

— Я не интересуюсь политикой, — сказал Крейн.

— И прекрасно делаешь, — трещал Томми. — Нам в армии как раз и нужны такие парни.

Томми хихикнул.

Босс — хозяин.

— Только я прямо скажу: уж если бы я занялся политикой, я не стал бы, как чудаки из Федерации труда, толковать с хозяевами о каких-то там «общих интересах». Я бы отправил на воздух всех толстопузых со всеми их заводами.

— Ты глуп, — сказал Крейн. — Если разрушить заводы, людям негде будет работать.

— Велика важность! — быстро ответил Томми, — чем меньше люди будут работать, тем больше они станут отдыхать. А? Что ты скажешь на это?

— Простите, я хочу спать. — Крейн лег на кровать и закрыл лицо газетным листом, обманувшим его ожиданья.

— Покойный ночи, мой мальчик, — сказал Томми, зевая. — Да, чуть было не позабыл! На подоконнике для тебя письмецо.

Газета, скрывавшая лицо Крейна, задергалась и слетела на пол. Крейн рванулся к окну и растерзал конверт. На небольшом бланке, без обозначения фирмы, стояло:

Чикаго, 29 июня 1905 г.

«Дорогой сэр,

Мы получили ваше заявление от 26 июня. Просим вас явиться 30 июня в отделение нашей конторы. Вашингтон-стрит, № 547, седьмой этаж, комната № 40, для личных переговоров. Мы будем ждать вас в десять часов. При входе предъявите настоящий бланк».

— Меня вызывают для личных переговоров. Томми… в последний раз я ел вчера утром. Когда идешь наниматься, надо держать в руках свои нервы. Ты знаешь… нельзя показывать хозяину голод. Голод они узнают по глазам. Томми… если у тебя есть несколько лишних центов, дай мне на хлеб и кофе…

Томми молча выгреб из-под подушки какой-то бумажный сор, порылся в нем и подал Крейну скомканный доллар.

ГЛАВА II. РАЗГОВОР С ДВУМЯ НЕИЗВЕСТНЫМИ

Джентльмен в темных очках. — Крейн находит работу.

Крейн стоял на пороге большого рабочего кабинета, где вероятно имелось все, чему полагается быть в деловых кабинетах: обитые кожей кресла, шкафы для бумаг, портьеры и несгораемая касса. Но внимание Крейна было всецело поглощено длинным письменным столом, за которым сидел джентльмен, сухой, как мумия, в темных очках и в черном сюртуке, застегнутом до самого горла. Его волосы, темневшие двумя островками по сторонам невообразимо ровного пробора, казались сделанными из дерева.